Офелия шла по улице и звонкое цоканье её ботинок ей самой казалось вызывающе громким. Привычка ходить пешком, а не пользоваться услугами механического транспорта, въелась в неё так же надёжно, как и привычка чистить зубы или умываться. Вот и сейчас она шла, не разбирая дороги, не обходя вездесущие лужи с радужной плёнкой машинных масел, накручивая не первый километр. Лондиний всё так же равнодушно взирал на неё сквозь тёмные стёкла окон и витрин. Мысли, нёсшиеся табуном необузданных диких лошадей, постепенно приходили в норму, успокаиваясь, замедляясь.
Сегодня её пытались убить. Сделано это было так профессионально, что от незапланированной встречи с давно умершими родственниками в лучшем мире её уберегла чистая случайность. Она не видела убийцу, не видела орудия убийства, но сам этот факт заставил её пересмотреть своё отношение к образу жизни. Офелия так сильно сжала рукоять зонтика, что побелели костяшки пальцев, а вскоре их начала сводить судорога.
Ей пришлось остановиться и переложить зонт в другую руку. Дыхание стало постепенно выравниваться. Именно в этот миг она почувствовала непреодолимую жажду жизни. Хотя она так и не поняла, способна ли она умереть, потому что никогда целенаправленно не пыталась лишить себя жизни, чтобы знать ответ на этот вопрос. Офелия подставила лицо дождю, который всегда пах машинами и улыбнулась, вспоминая те времена, когда и она, и мир были другими, а дождь пах свежестью и луговыми травами, а не отработанным топливом.
Поёжившись, когда стремительные змейки дождевой воды заскользили по шее на грудь и мигом пропитали собой блузку и жакет, она уже спокойным шагом продолжила свой путь, укрывшись под зонтом. Спустя несколько десятков шагов Офелия наконец-то осмотрелась, стараясь понять, где она находится. Оказалось, что она прошла почти весь Стрэнд и остановилась напротив «Simpson’s in the Strand». Знаменитый ресторан, о котором она много слышала, но ни разу так и не удосужилась зайти. Мысль о еде сразу же заставила работать желудок в усиленном режиме и тот, как послушная собачонка, стал канючить еду.
Не в силах продолжать эту борьбу, Офелия направила свои стопы внутрь, привычно оглядывая обстановку. В столь ранний час посетителей внутри практически не было, и перед ней сразу же выросла фигура официанта.
‒ Госпожа, могу я принять ваш зонт и заказ?!
‒ Чуть позже, ‒ ответила она, протягивая зонт. – Я присяду за вот этот милый столик у окна, а вы принесите мне стакан минеральной воды.
‒ Будет сделано. Сию же минуту, ‒ отвесив лёгкий поклон, юноша ушёл. Недостаток освещённости в зале компенсировался конфиденциальностью. Каждый столик был отгорожен кхитайскими ширмами, оставляя открытыми только два столика у окон, за один из которых и села Офелия. В окне был виден большой участок улицы с редкими пешеходами. Сделав большой глоток минеральной воды из принесённого официантом высокого бокала, она торопливо просмотрела меню, выбрав традиционную для ресторана жаренную говядину и большую чашку кофе.
После первого глотка обжигающего чёрного кофе она на мгновение прикрыла глаза, чувствуя растекающееся по организму тепло. Спустя еще некоторое время, когда заказ был доставлен и съеден без всякого почтения перед мастерством шеф-повара, настало время осмыслить происшедшее. Она постаралась сосредоточиться на том, что с ней произошло. На углу Хаймаркет и Пэлл Мэлл её внимание привлекла цветочница в яркой шали, небрежно накинутой на плечи, в корзине которой лежали букеты полевых цветов совершенно фантастических расцветок. Подойдя к немолодой уже бриттке, Офелия перебросилась с ней парой фраз и наклонилась, чтобы рассмотреть приглянувшийся ей букет. В этот миг над её головой что-то пронеслось, обдав её потоком воздуха, а цветочница с удивленным возгласом стала заваливаться на спину. На её груди кроваво-красными маками расцветали два пулевых отверстия, выпущенных, по-видимому, из бесшумного оружия.
От неожиданности Офелия упала рядом с несчастной, и её глаза встретились с быстро стекленеющим взглядом цветочницы, в которых застыл немой вопрос «За что?!». Она попыталась рассмотреть нападавшего, но всё, что ей удалось, это заметить чёрный паромобиль, в приоткрытом окне которого исчезал ствол неизвестного оружия. Если бы убийца вышел из транспорта, он без труда завершил бы начатое, поскольку сил сопротивляться у Офелии в тот миг просто не было. Но это, видимо, не входило в планы убийцы, кем бы он ни был. Поэтому, взвизгнув покрышками, паромобиль влился в неширокую реку таких же однообразных транспортных средств и вскоре растворился в ней.
Убедившись, что несчастной уже не помочь, Офелия скрылась с места неудавшегося покушения. Пока она мерила шагами мостовые Лондиниума, в её голове бились одни и те же мысли: «Кто?» и «Почему?». Она отдавала себе отчёт, что в последние годы у неё появилось гораздо больше недоброжелателей, чем друзей, но такого развития событий она не представляла. Сидя в ресторане, она пыталась привести свои мысли в порядок, но всё равно получалось плохо. К тому же, её стал бить озноб ‒ запоздалая реакция организма на перенесенный стресс. Собравшись с силами, она расплатилась, сумев при этом улыбнуться обходительному юноше-официанту и попросила вызвать кеб.
Дома она трясущимися руками с трудом избавилась от верхней одежды и, сдерживая вновь подступившие слёзы, устремилась в ванную. Стоя под струями горячей воды, она потеряла счет времени и пришла в себя только тогда, когда Ангел стал противно мяукать и скрестись в дверь, будто чуял подавленное состояние своей хозяйки. Эти простые раздражающие звуки стали якорем для меркнущего сознания Офелии. Она пришла в себя, с трудом понимая, где находится, потому что ванная до потолка была заполнена горячим паром. Её кожа от долгого нахождения в горячем помещении стала пунцовой. Запахнувшись в старый халат, она налила себе виски и села перед камином, накинув сверху плед. На колени ей сразу запрыгнул кот, затянув свою мурчащую песнь и трясь лобастой башкой о руки, требуя ласки и внимания. Урча что-то своё и утрамбовывая хозяйку лапами, он словно возвращал её к жизни. Посидев так еще некоторое время, Офелия почувствовала непреодолимый зов Морфея и как была, в халате, легла спать.
Утро, как это часто и бывало, для Офелии началось со звонка в дверь. Взглянув на часы, она испытала смешанные чувства. Стрелки показывали начало одиннадцатого. Пробурчав нечто невразумительное, она перевернулась на другой бок и закрыла глаза. Однако утренний визитёр оказался настойчивым и продолжил штурмовать дверь. Высказав вслух всё, что она уже успела подумать о нём, Офелия побрела открывать дверь, завернувшись в плед. На пороге оказался низкорослый субъект, от которого за версту несло Скотланд-Ярдом.
‒ Инспектор Тилли, ‒ представился он, приподнимая котелок, под которым обнаружился череп, скрытый стальной посеребрённой пластиной, исполненной в виде шевелюры. Кисть руки инспектора блестела металлом, издавая тихое шипение, когда пальцы выполняли команды мозга. – Могу я…
‒ Не можете, ‒ оборвала его Офелия. – Сейчас несусветная рань, я ненавижу весь мир, и я никого не убивала.
После этой тирады дверь захлопнулась прямо перед лицом ошеломлённого инспектора. Но, видимо, он тоже был из настойчивых. Осторожный, но настойчивый стук раздался, когда нога Офелии коснулась первой ступени.
‒ А-а! – рявкнула она, поворачиваясь, но стук не прекращался.
‒ Я принёс вам тосты и выпечку, ‒ раздалось из-за двери.
‒ Тогда я не буду вас убивать и съедать вашу печень, милый инспектор! – с этими словами дверь открылась, хозяйка выхватила у опешившего мужчины пакет и скрылась со словами: «Располагайтесь, я скоро буду».
Пока инспектор с опаской разглядывал интерьер, поднимаясь по лестнице, в ванной зашумела вода. Спустя некоторое время посвежевшая и одетая хозяйка, выйдя в зал, обнаружила закипевший чайник и аккуратно расставленные кружки и приборы. В ответ на приподнятую бровь, Тилли обезоруживающе улыбнулся:
‒ Вы сами сказали располагаться, и я с пользой воспользовался этим предложением.
Офелия улыбнулась, решая про себя задачу, в условии к которой было два неизвестных – нравится ей инспектор, или она еще не решила. Немного смущала его механическая составляющая. То модное поветрие на механистику, словно чума, охватившая империю, вызывало у неё лишь зубовный скрежет. Она не понимала, как можно добровольно лишиться части своего тела, чтобы в угоду моде заменить её стальной конечностью. Периодически в «жёлтой прессе» проскальзывали статейки о незаконных опытах над солдатами, но власти быстро и жёстко реагировали на каждое подобное заявление, так что слухи оставались всего лишь слухами.
Однако Офелия слышала и другие точки зрения, конкретно, что замена отслуживших частей тела поднимет род Homo Sapiens на новый уровень развития. Главное, чего не хватало пока механистам, это религиозной составляющей. Как только они обзаведутся своим пророком, дело примет совсем иной оборот. Но сейчас она рассматривала инспектора как учёный-энтомолог редкую бабочку, не боясь быть неправильно понятой. В конце концов Тилли кашлянул и протянул руку за своей кружкой, разрывая пелену неловкости, повисшую в комнате:
‒ Госпожа Офелия, мне, ей-Богу, неловко за свой вид, но это был не мой выбор. Лёжа в госпитале с оторванной рукой, как-то не очень задумываешься о том, как тебя примут дома. А это награда от Его Императорского Величества за отличную службу.
‒ Понимаю, ‒ протянула она. – Колониальные войны многим изменили жизнь.
‒ Многим. Но еще у большего количества они её отобрали. Я еще хорошо отделался. Сижу здесь перед вами живой и почти здоровый. Многие мои друзья не могут похвастаться тем же. Один катается теперь в коляске, периодически накачиваясь дешёвым виски и кляня судьбу, а другой ослеп и лишился руки, как и я. Только ему её отрубил в бою какой-то прыткий сикх, а мне оторвало взрывом ядра.
‒ Но вы не накачиваетесь виски, а, насколько я понимаю, работаете и, наверное, уже задумываетесь о карьере?
‒ Не без этого. Если моя работа вызовет поощрение начальства, и они обратят внимание на мою раскрываемость, я смогу занять отдельный кабинет с именной табличкой. Представляете?!
Офелия улыбнулась, почувствовав, что за тонкой иронией этот невысокий «бобби» прячет глубокие душевные раны. Некоторое время они молча пили чай, поглядывая друг на друга и наслаждаясь свежей выпечкой:
‒ Хорошо, ‒ наконец сказала она, допив чай. – Вы пришли, разбудили и накормили меня, я же, как добропорядочная хозяйка, должна ответить на ваши вопросы. Задавайте!
Тилли помедлил, словно обдумывая, что говорить и как, достал из-за пазухи деловой блокнот и начал:
‒ Вчера на пересечении Хаймаркет и Пэлл Мэлл была убита женщина, ‒ он сделал паузу, заглядывая в свой блокнот, ‒ Флорет Ботрайт. Причина смерти ‒ пулевое ранение грудной клетки. Пули калибра 6.5 выпущены из неустановленного типа оружия. По свидетельствам очевидцев происшедшего в момент убийства рядом с несчастной находилась женщина, по описанию похожая на вас.
Офелия удивлённо вскинула брови:
‒ А вы проделали большую работу, инспектор. Я даже не стану отрицать своё присутствие возле несчастной, но говорю вам сразу, что не убивала и даже не помышляла причинять несчастной какой-то вред!
‒ Я не обвиняю вас, ‒ инспектор выглядел оскорблённым. – Как вам такое могло и в голову прийти?! Старший инспектор Грегсон едва прочитал описание и увидел портрет, составленный нашим художником со слов очевидцев, сразу же назвал мне ваше имя. Вот и вся загадка. Я предположил, что вряд ли покойная могла кому-то перейти дорогу настолько, что потребовалось её убивать. Боюсь предположить, что целью, скорее всего, были вы.
‒ Даже не знаю, что вам и ответить, инспектор. Явных врагов у меня нет, или же я о них не осведомлена. Но и у меня чувство, что целью покушения была я. Только никак не могу взять в толк, кто и почему.
‒ Не торопитесь, подумайте. При вашем образе жизни и роде деятельности…
‒ А что с ним не так, ‒ оборвала инспектора Офелия, повышая голос. – Я законопослушная гражданка империи, страстная сторонница императора. Я не нарушаю закон.
‒ Ну что вы, что вы! ‒ замахал руками Тилли. – Вы неправильно меня поняли. Будучи страстным поклонником Шерлока Холмса и его метода ведения расследований, я очень внимательно прочёл все книги доктора Ватсона, в том числе и последнюю.
‒ И что?!
‒ В ней упомянуты и вы.
‒ Вот как, ‒ из Офелии разом выбило всю воинственность. – Тогда ладно. Я… я не знала об этом.
‒ О да! Автор, как всегда, щедр на детали и описания своего друга, но и вам отведена определённая роль.
‒ Хм, ‒ она на мгновение задумалась. «Чёрт, хотя бы предупредили, ‒ промелькнула мысль». – Ладно, оставим на время в покое мою персону. Что вы думаете обо всём этом? ‒ Офелия отпила из чашки уже начавший остывать чай.
‒ Думаю, что дело очень сложное, особенно, если с ваших слов нет никакого повода для покушения лично на вашу персону. Или всё-таки вам потребуется некоторое время, чтобы поразмыслить об этом? – инспектор внимательно посмотрел ей в глаза. Она внезапно обратила внимание, что глаза у него светло-серого, стального цвета. Под взглядом таких глаз неуютно себя чувствуешь, особенно, если их обладатель частично уже механист.
‒ Я обещаю подумать над этим, инспектор, так как моя жизнь мне почему-то дорога. Я даже некоторое время обещаю посидеть дома, чтобы не провоцировать новые покушения на свою персону.
‒ Это мудрое решение, ‒ он снова улыбнулся. – Я бы поставил у вашей двери полисмена, но явного повода нет, а руководство не допустит нецелевого использования сотрудников. Их и так не хватает, ‒ со вздохом он допил чай и поднялся. – Что ж, не буду больше вас отвлекать, госпожа Офелия.
С лёгким поклоном он направился к двери, по пути потрепав кота за ухом, и Ангел неожиданно благодарно потёрся в ответ, чем вызвал удивленное восклицание хозяйки:
‒ Ах ты ж, маленький предатель!
‒ Любят меня животные, ‒ улыбнулся инспектор, оборачиваясь уже на пороге. – Мне хотелось завести кота, но служба не оставляет времени для домашних питомцев.
‒ Так может…
‒ Я должен, ‒ он грустно улыбнулся. – У каждого из нас свой долг, госпожа Офелия.
‒ Перестаньте звать меня госпожой, инспектор. Офелия ‒ будет достаточно.
‒ Для меня это огромная честь, ‒ Тилли протянул руку и запечатлел поцелуй на её руке, смущённо улыбнулся и пошёл, не оглядываясь, на ходу одевая свой котелок.
Офелия вернулась в квартиру и, подхватив на руки Ангела, рухнула в кресло у потухшего камина:
‒ Тебе тоже понравился наш милый инспектор, а?! ‒ Кот, естественно, ничего не ответил, но, проурчав что-то, прильнул к хозяйке, требуя ласки.
Офелия выполнила обещание, данное инспектору, и два дня усиленно размышляла, не выходя на улицу. В конце концов ей такое время препровождение прискучило, и она вечером третьего дня отправилась на пешую прогулку. Мимо проносились паромобили, издавая нервные кличи клаксонами. Ей казалось, что количество техники на улицах Лондиниума растёт с каждым днём, вытесняя из города живых людей. Может, лет через тысячу в этом городе останутся одни механисты и машины, как будет устроен мир тогда? Будет ли в нём место Чуду или явлению? Останутся ли простые человеческие чувства и эмоции, или их заменит строгая логика и вычисления? Попытавшись представить себе эту картину, Офелия прошла пару кварталов и не заметила, как сгустились сумерки.
Сначала она хотела посидеть в каком-нибудь кафе, предаваясь блаженному ничегонеделанию, но едва сделала пару шагов по направлению к «Куропатке и вальдшнепу», как набатом забило чувство опасности. Она завертела головой в поисках угрозы, но никого не обнаружила. Однако аппетит уже пропал, сменившись всплеском адреналина и она, сердито стуча каблучками, отправилась в противоположную сторону. На глаза ей попался нищий, сидевший неподалёку от яркой витрины небольшого магазина. Одет он был в изорванную форму колониальных войск, а на месте его ног торчали безобразные культи. Он не канючил, не хватал прохожих за брючины, а просто молча сидел, вперив взгляд в никуда. В измятой и грязной фуражке без козырька застенчиво поблёскивали несколько пенсов. Офелии понравилось то молчаливое достоинство, с которым сидел нищий и она, вопреки привычке, потянулась за мелочью. Однако едва она приблизилась к нищему, сзади раздался визг тормозов. От неожиданности Офелия отпрыгнула в сторону, успев мельком заметить метнувшиеся к ней две фигуры, отдаленно напоминающие человеческие.
Больше всего они напоминали поднятых из могил мертвецов, чья плоть еще не совсем отвалилась с костей. Неестественно широко распахнутые в немом крике рты, чёрные провалы пустых глазниц и лохмотья полуистлевших саванов. Эти существа, стелясь над землей, неслись к ней, вытягивая, словно в нетерпеливой жажде, свои сухие, будто ветви, руки. Офелия поняла с неожиданной ясностью, что это конец. Револьвер и «Вальтер» она оставила дома, в угоду сиюминутной прихоти бросить вызов судьбе. Да и пули в них всё равно были обычные. Поэтому противопоставить этим существам ей было нечего. Неожиданно из-за её плеча, там, где сидел нищий, раздались звуки незнакомой речи и резкий неприятный смех, за которым последовала вспышка света и атакующих разметало в клочья. Их неопрятные обноски истаивали, едва касаясь земли, и перед внутренним взором Офелии моментально всплыла недавняя история с леди Сесилией Роуэнворд, оказавшейся фрейлиной Зимнего Двора фэйри. Тот, кто управлял паровым авто, увидел, какая участь постигла несостоявшихся убийц и под визг покрышек сорвался с места. Он моментально затерялся среди однообразных мрачных колесниц.
«Снова зима», ‒ подумала она про себя, ставя зарубку впредь быть осторожней в выборе противников. Но тот, кто изображал нищего, удивил её еще больше. Там, где сидел безногий инвалид, теперь стоял невысокий улыбчивый человечек в разноцветных блестящих одеждах. На ногах у него были одеты мягкие сапожки с загнутыми носами, каждый из которых был украшен колокольчиком. Длинные острые уши выдавали в нём жителя Волшебной страны фэйри:
‒ Эоган имя моё для Неумирающей, ‒ прозвенел колокольчиком его голосок. – Спасти тебя просила Королева Лета. Мерзких слуа[1] спустил на тебя недоброжелатель твой, воистину его ты разозлила.
На них уже начали пялиться прохожие, в этот час оказавшиеся на улице, поэтому Офелия, как могла, загородила Эогана от взоров прохожих и стала напяливать на него те лохмотья, в которых он просил милостыню.
‒ Уйдём скорее с улицы, посланник Лета. Не стоит людям глазеть на фокусы твои прямо посреди Лондиниума.
‒ Всё верно говоришь, дитя бессмертия. Приглядывать я за тобой смогу за стенами дворца твоего, любимица судьбы.
‒ Всё время собираешься ли ты так изъясняться, Эоган из Волшебной страны?
‒ Правда твоя, но Пересмешником меня все кличут, и имя это я люблю и отзываюсь. Но говорить так просто претит мне, ибо речь ваша груба и неказиста.
«Я переживу и это» мелькнула мысль, и Офелия, взяв фэйри за грязный рукав его робы, быстрым шагом устремилась обратно к дому.
‒ Как далеко твой замок расположен, чтоб ноги нам не сбить в пути по самое, по это…
‒ Совсем недалеко. Там отдохнуть ты сможешь и поесть.
Всё это Офелия говорила уже на бегу. Маленький фейри едва доставал ей до локтя, но споро перебирал ногами, и вскоре они без приключений добрались до её дома. Затащив Эогана в прихожую, она тщательно закрыла дверь. На всякий случай осмотрела улицу через лёгкую занавеску на окне, но никого не увидела. Выдохнув, Офелия первым делом сбросила верхнюю одежду и поспешила в гостиную, откуда слышалось ворчание маленького рифмоплёта. Чисто механически она поставила чайник и, не замечая восхищённого взгляда фэйри, разложила на столе угощение: выпечку, принесённую инспектором Тилли и мёд. Тем временем из спальни вышел Ангел и, увидев странного гостя, вздыбил шерсть. Эоген, увидев кота, неожиданно занервничал:
‒ Ты зверю скажи, что есть меня не нужно сей же час. Я друг тебе, а, следовательно, и ему. – Скороговоркой протараторил фэйри, предусмотрительно спрятавшись за Офелию.
‒ О, что ты, Ангел не ест людей. Мне кажется, он даже мышей не ест.
‒ Меня ты человеком обозвала, что очень веселит и радует. Но я всё ж к Дивному народу принадлежу и статью, и обычаями, и силою своей.
Сделав страшные глаза, Офелия попыталась донести до кота основы гостеприимства и тот, презрительно мяукнув, кажется, их усвоил. Кот запрыгнул на диван и, расположившись поудобнее, оттуда лицезрел странного гостя. Тем временем Эоген налегал на мёд и выпечку. В конце концов он, сыто отдуваясь, отодвинулся от стола.
‒ Мой голод утолён, теперь и о делах нам можно говорить. Моя Королева, что краше нет на свете, меня просила передать, что Лето помнить будет ту услугу, что ей ты оказала. И если вдруг беда с тобой случится, нас можешь ты единожды призвать.
‒ И как? Кричать изо всех сил? ‒ Офелия скептически изогнула бровь, а низкорослый фэйри, впечатленный этим трюком, произнёс с некоторой заминкой:
‒ Увы, хотел бы я взглянуть хоть одним глазом, как ты бы нас звала на улицах, в дыму утопленных и грязных. Вот было б диво! Но нет, Титания тебе шлёт брошь, её ты одевай и не снимай, а если что случится, сожми в руке, чтоб выступила кровь. В тот час придёт по зову Лето.
‒ Что ж, королеве передай своей, что я безмерно счастлива подарку и низкий от Офелии поклон.
‒ Всё передам, как говоришь ты, но уходить мне нужно. Твой мир печалью отзывается во мне, привыкшему к лугам зеленым и лесам тенистым. Здесь же сущий мрак.
Последние слова фэйри произносил, направляясь к двери, до которой он так и не дошёл, истаяв в воздухе, словно клочок тумана. Пожав плечами, Офелия принялась рассматривать подарок Титании. Как и сказал Эоген, это была брошь в виде маленькой танцующей феи с крылышками. Выполненная из металла наподобие серебра, она была приятно тяжела, но в то же время выглядела очень воздушно. Фея словно застыла во время танца, её тоненькие ручки были подняты вверх, словно крылья птицы, голова запрокинута, глазки прикрыты. На миниатюрном лице застыла счастливая полуулыбка.
‒ Очень изящная вещица, правда, Ангел?! – Офелия подхватила кота и закружила его по комнате. Тот с изрядной долей стоицизма[2] воспринял всплеск радости хозяйки, но по приземлении всем своим видом выразил недовольство и тут же уселся вылизываться. Тем временем Офелия достала чуть ли не весь свой гардероб, примеряя, куда больше всего подойдёт эта брошь. Чему и посвятила остаток вечера.
***
Утром на её пороге вновь стоял инспектор Тилли. И снова с пакетом выпечки.
‒Что на этот раз? – Офелия смотрела на мир едва приоткрытыми глазами, но инспектор по-своему воспринял этот вопрос.
‒ Всего лишь фруктово-яблочный пирог из «Рулс»[3].
‒ С кремом?! Вы меня балуете, инспектор! Но вообще-то я спрашивала, что случилось. Или вы снова по поводу покушения?
‒ Нет и нет. Ну, то есть я хотел сказать, что я вас не балую и нет, я не по поводу покушения.
‒ Проходите, инспектор, рас… присаживайтесь и дайте мне несколько минут.
‒ Конечно же, госпожа Офелия.
‒ Инспектор, мы же с вами, кажется, договаривались, просто Офелии будет достаточно.
‒ Конечно. Прошу прощения.
Но когда она вышла в гостиную, стол был уже накрыт. Она поняла, что спорить по этому поводу бесполезно.
‒ Инспектор.
‒ Да?
‒ А как ваше имя? А то говорить всё время «инспектор» и «Тилли» как-то не совсем вежливо.
Тут инспектор пошёл пятнами. Офелия давно уже не видела, чтобы так выразительно краснели.
‒ Мама назвала меня Габриель, но меня так редко кто называет. Чаще всего зовут Гейбом.
‒ Прекрасное имя. Если я не ошибаюсь, оно означает «сильный человек».
‒ Сильный человек Бога, ‒ поправил её инспектор. – Мама была очень набожной и хотела, чтобы Господь присматривал за мной.
‒ Ну, судя по тому, что вы сейчас сидите передо мной, Бог услышал её молитвы.
‒ Лучше бы он спас её, ‒ настроение инспектора стремительно падало.
‒ Она умерла. – догадалась Офелия.
‒ Когда я воевал в колониях, она сильно простудилась, и простуда переросла в воспаление лёгких. Я к этому времени очутился в госпитале и ничем не мог ей помочь. Даже не был рядом в её последний час.
Тилли с такой силой сжал свой механический кулак, что сталь заскрипела. Офелия решила умерить своё любопытство и не спрашивать про отца, хотя этот вопрос напрашивался сам собой. Тем временем инспектор взял себя в руки и вымученно улыбнулся:
‒ Прошу меня извинить, Офелия. Некоторые наши раны намного глубже, чем может дотянутся хирург. И болят гораздо сильнее.
Он отхлебнул горячий чай и посмотрел прямо в глаза хозяйке дома:
‒ Но пришёл я не затем, чтобы рассказывать о себе, а потому что в городе совершено преступление. И способ убийства очень необычен, я бы даже сказал, что он беспрецедентен.
‒ Аж не по себе делается, ‒ пошутила Офелия.
Но инспектор не поддержал шутку.
‒ Ночью констебль Райт делал обход вверенной ему территории по Милк-стрит и обнаружил мужчину. Он решил, что мужчина пьян, так как тот едва шевелился и что-то мычал. Но когда он подошёл ближе, то увидел, что мужчина лежит в луже крови, а грудь его буквально раздавлена. Райт воспользовался свистком и вызвал подкрепление, чтобы прочесать местность. Но пока прибежали другие констебли, несчастный уже умер.
‒ Пока ничего необычного.
‒ Это пока. Слушайте дальше. Тело было доставлено в морг для дальнейшего изучения, но важная деталь была установлена сразу. Это оказался Джонни Хэмхёрст, чемпион в среднем весе по боксу. Он победил в трёх раундах самого Арчибальда «Быка» Хадсона!
‒ Э-э, инспектор, ‒ Офелия выглядела сбитой с толку. – Прошу меня извинить, но я как-то не в курсе мужских забав.
‒ Прошу меня простить, я слегка увлёкся, ‒ Тилли выглядел смущённым. – Я страстный поклонник бокса, и даже сам выступал пару раз. Но это было еще до ранения. А с такой рукой, ‒ он покрутил своей железной конечностью, ‒ меня на ринг никто не пустит. Да и не честно это.
‒ Что возвращает нас, ‒ Офелия посмотрела на инспектора, ‒ к изначальной цели вашего визита, Габриэль.
‒ Да. Извините, ‒ Тилли собрался. – Так вот я и подумал, что такие увечья могли быть нанесены чем-то вроде этого, ‒ он снова выразительно посмотрел на свою руку.
‒ Механические бойцы?
‒ Или люди с заменёнными конечностями.
‒ Вы имеете в виду механистов?
‒ По сути ‒ да. Но, ‒ он поднял вверх указательный палец здоровой руки, ‒ подобные поединки официально нигде не проводятся, а, следовательно, мы имеем дело с подпольными боями. Что в свою очередь бросает тень на весь бокс и без того, что погиб человек. Это надо пресечь!
‒ Но почему вы пришли ко мне, инспектор?
‒ Накопив кое-какой опыт, я понял, что приобрёл черты полицейского, от которых мне не избавиться. Проще говоря, от меня за милю несет Скотланд-Ярдом и ни один проходимец меня и на пушечный выстрел не подпустит к подпольным боям. А вы, ‒ тут Тилли вновь густо покраснел, ‒ красивая женщина, глядя на которую, никто не свяжет её с полицией.
‒ Другими словами, вы хотите использовать меня вместо приманки?! – Офелия вздёрнула бровь, но на собеседника этот жест не произвёл сильного впечатления. – Или, как там говорится, «подсадная утка».
‒ Как вы могли такое подумать?! – Тилли оскорбился. – Я хочу, чтобы вы, если согласитесь, конечно же, отправились завтрашним вечером в Герберт-Холл, где состоится боксёрский матч и посмотрели по сторонам, послушали.
‒ Конечно же, это всё заманчиво, но напомните мне, Габриель, ради чего мне всё это делать. Как вы правильно заметили, я ‒ лицо частное, а это ‒официальное полицейское расследование. За которые даже Холмсу никогда не платили.
‒ Но он никогда и не отказывался.
‒ Тут вы меня уели, инспектор. Но всё же мне хотелось бы больше конкретики в данном вопросе.
Тилли заметно сник. Весь его первоначальный энтузиазм стал сникать, как тающий под солнцем снеговик. Офелию же это всё сильно позабавило.
‒ Хорошо, инспектор, давайте договоримся так, если во время расследования я получу какие-то, скажем так, дивиденды, Скотланд-Ярд закроет на это глаза.
‒ Я…я не знаю, что и сказать.
‒ Простой благодарности будет достаточно, Габриэль, ‒ улыбнулась она, допивая уже остывший чай.
***
Собираясь на боксёрский бой, Офелия тщательно подбирала гардероб и оружие. События последних дней висели над ней дамокловым мечом[4], ей придётся ежеминутно следить за окружающей обстановкой, а в толпе людей это не так уж и просто. Как всегда, набедренная кобура вместила браунинг, скрытый длинной юбкой с разрезом. Искусно выполненный корсет скрыл ножны с малым кинжалом. Бебут при всей к нему любви пришлось оставить, всё-таки это Лондиний, а не тёмные леса Аллемании или Греция.
К восьми вечера она уже стояла перед Герберт-Холлом, с изумлением наблюдая за огромным количеством леди и джентльменов, спешащих на представление. «Удивительно, ‒ подумала она про себя, ‒ сколько веков прошло с гибели Рима, а тяга к кровавым зрелищам у людей так и не выветрилась!» Купив билет, она прошла внутрь и с удивлением обнаружила проведённые приготовления. В центре огромного зала на возвышении стоял ринг, окружённый канатами, вокруг которого суетилось множество людей. С трудом найдя своё место, Офелия присела, с интересом оглядывая публику. Большая часть собравшихся занимала не самое высокое положение на социальной лестнице, но она обратила внимание на ложи, отделанные бархатом, со стоящими рядом охранниками. Высшее общество тоже не гнушалось подобных зрелищ. Среди зрителей она мельком заметила пару механистов с явными признаками замены. Но они так же быстро растаяли в людской толпе.
В зале царило возбуждение. Фактически его можно было почувствовать, так плотно оно заполняло любое свободное пространство. Люди с пеной у рта расписывали достоинства своих кумиров, попутно делая ставки. Букмекеры делали огромные выручки в такие дни. Да и спортсменам доставались денежные призы. Оговоренная сумма делилась следующим образом: две трети ‒ победителю, одна треть ‒ проигравшему. Следовательно, чем известней спортсмен, тем выше ставки. Поэтому самые лучшие зарабатывали большие деньги этим спортом.
На самом деле Офелия слукавила. Она уже была на подобных мероприятиях и не сказать, что осталась в восторге. Разбитые в кровь костяшки и лица, заплывшие глаза и, конечно, кровь. Море крови! Офелию всегда удивляло, как много её в человеческом теле. Вот и сегодня бой не отличался ничем от уже ею виденных. Высокий здоровый ирландец (судя по огненно-рыжим бакенбардам и пламенеющей шевелюре) постоянно атаковал, пытаясь загнать противника в угол и там уже забить до потери сознания. Его противник, темноволосый бритт, это понимал, поэтому всё время двигался. Он был ниже своего соперника на добрые полголовы и к тому же не обладал столь впечатляющей мускулатурой, но его удары чаще достигали цели, и ирландец двигался по рингу, орошая его кровью из рассечённой брови. Судя по всему, он был старше своего визави, что было и плюсом, и минусом, на взгляд Офелии. Однако и ему сильно доставалось. Он уже несколько раз падал от попаданий рыжеволосого, но после тридцатисекундного перерыва вновь вставал и шёл на сближение с соперником. Публика неистовствовала. Стены сотрясались от криков толпы, в которой благородные кричали так же страстно, как и простолюдины. Спустя двадцать минут картина стала казаться более ясной, невысокий боец начал сдавать, и его противник это почувствовал. Ирландец рванулся вперёд, словно выпущенная стрела. Те удары, от которых бритт не сумел увернуться, отбрасывали его на канаты.
Офелия обмахнулась веером, взятым ею по случаю и обвела беснующуюся публику равнодушным взглядом. Становилось скучно. Она ненароком зевнула, деликатно прикрыв рот ладошкой.
‒ Леди скучает? ‒ раздался рядом приятный мужской голос, в котором звучали нотки превосходства.
‒ Леди видела достаточно боёв, чтобы с уверенностью заявить, что все они похожи. И этот не исключение, ‒ только сейчас она позволила себе повернуться, ‒ и абсолютно ничем от них не отличается.
Теперь она смогла рассмотреть владельца голоса почти вплотную, так как тому приходилось наклоняться в её сторону, иначе все слова заглушал прибой людских страстей. Не молод, далеко не молод. Однако точнее сказать было трудно из-за маски, которую он носил. Она изображала лицо человека средних лет с сильным волевым подбородком и тонким прямым носом. Глаза в прорезях маски были светло-голубыми, словно у потомка древних викингов. На секунду ей вспомнилась та прошлая жизнь, что казалась основательно запрятанной в глубинах её памяти. Но это продлилось лишь мгновение и перед ней предстал всего лишь человек, к тому же, тщательно скрывающий свою личность.
Одет он был со вкусом, к тому же, явно не стеснён в средствах, так как Офелия разглядела брегет[5], отделанный драгоценными камнями. Мужчина достал его скорее механически, чем желая произвести впечатление, но она успела сделать выводы. Одежда сидела на нём идеально, видимо, пошита была на заказ. И еще один момент, который заставил Офелию вдруг занервничать. Тонкая механика, что почти незаметно охватывала правую руку, в которой незнакомец держал трость, надо думать, тоже не простую, а с секретом. Когда он на мгновение откинулся в своём кресле, она заметила и плечевую кобуру.
‒ Я бы с вами поспорил, что все поединки разняться, как день и ночь. Начиная от личности бойцов и заканчивая манерой вести бой. Что вы, к примеру, скажите о Финче?
‒ Финч? Это который?! – Офелия перед походом в Герберт-Холл не удосужилась даже прочитать афишу с именами боксёров.
‒ А вы оригинальны, леди…
‒ Офелия. – Она милостиво улыбнулась.
В этот момент рыжеволосый сильным ударом отправил противника сначала на канаты, а затем и на пол ринга. По истечению тридцати секунд бритт так и не смог подняться. Публика бушевала. Казалось, крики толпы способны расколоть стены здания. Незнакомец поморщился.
‒ Вы поставили на проигравшего?!
‒ Как вы угадали?
‒ У вас был раздосадованный вид.
‒ Не знал, что это так заметно.
‒ Самую чуточку.
‒ Ну что ж, вы очень наблюдательны, леди Офелия. Но, тем не менее, вечер подошёл к концу. Разрешите сопроводить вас до экипажа?!
‒ Не вижу причин отказать столь галантному джентльмену, ‒ Офелия с царственной непринуждённостью протянула ему руку. ‒ Но вы так и не представились, ‒ напомнила она, глядя в глаза маске.
‒ О, простите меня, леди Офелия! Где мои манеры? Моё имя Милдред Снейкс. – Он снова остановился, пропуская перед собой людской поток. Что-то шевельнулось в её памяти, связанное с этим именем, но тут же вновь забылось. – Я так думаю, что шанс встретить вас на следующих состязаниях крайне мал?!
‒ Вы правы, мистер Снейкс…
‒ О-о, зовите меня Милдред, все друзья зовут меня исключительно по имени.
‒ Но мы с вами едва знакомы!
‒ Что-то мне подсказывает, что мы непременно станем с вами очень близкими друзьями, ‒ произнёс он без тени улыбки или какой-либо фривольности.
‒ Хорошо, Милдред, вам трудно отказать. Да, я и в правду вряд ли посещу следующее столпотворение. К тому же мне кажется, что букмекеры тут не чисты на руку.
‒ С чего вы взяли? ‒ к этому времени они уже вышли в центральный проход и шли, не торопясь, к главному входу.
‒ Пара лиц среди них были ну просто чистые уголовники! В жизни подобного сборища не видела!
‒ Не стоит их за это винить. К тому же, мне хочется сделать вам подарок в честь нашего знакомства. Вот, возьмите, ‒ он протянул ей небольшую стальную пластинку, на которой были выгравированы какие-то иероглифы. – Через несколько дней состоятся состязания. Погодите отказываться, милая Офелия, ‒ поднял он руку, увидев скепсис на её лице. – Поверьте человеку, искушённому в подобного рода зрелищах, подобного вы еще не видели. К тому же, мне будет приятно увидеть вас снова.
‒ Уж не хотите вы начать за мной ухаживать, мой добрый Милдред? ‒ К этому времени они вышли на улицу, забитую расходящимися зрителями. Но её знакомый, словно фокусник, одним движением руки привлёк внимание кэбмана, и когда кэб подъехал, открыл дверцу и помог ей забраться внутрь.
‒ Кто знает, кто знает.
С этой загадочной фразой её новый знакомый скрылся в толпе расходящихся зрителей. Лишь мельком Офелия заметила, будто он (или кто-то, на него похожий) садится в чёрный паромобиль с тростью в руках. Она задумчиво покусала нижнюю губу, размышляя на тему случайного знакомства. Да и случайным ли оно было?! Никто не станет приглашать первую же понравившуюся женщину на какой-то закрытый сеанс чего бы то ни было. Уютно устроившись, Офелия принялась рассматривать странный подарок. По форме он напоминал визитку, но выполнен был на высочайшем уровне. Иероглифы требовали более внимательного изучения в спокойной обстановке, а не на ходу в кэбе. Одна эта пластина стоила приличных денег, а значит, посредственный обман был исключён. Похищение с целью выкупа? Тоже нет. Она никому не известна, к тому же ‒ сирота. Да и все похищения проводились стремительно с помощью пары крепких подручных.
С такими мыслями она и вернулась домой. Положив карточку на столик, она приняла ванну и, вернувшись, уселась в кресло, поджав ноги. На колени тут же взгромоздился Ангел, требуя свою долю ласки. Крутя на свету внезапный и очень странный пропуск, Офелия совершенно не думала о самом дарителе, сосредоточившись на постижении значения иероглифов. Внезапно её осенило: это ‒ проверка. Сумеет она прочесть письмена, найдёт место проведения и появится. Нет, значит, не судьба. «Оригинальный сукин сын», ‒ подумала она про себя. Однако иероглифы были столь малы, что, в конце концов, Офелия пошла за увеличительным стеклом. С ним дело пошло на лад. Она опасалась чего-либо в стиле гиптских иероглифов, для расшифровки которых потребовался бы Розеттский камень[6], но нет, обычная абракадабра. Слова были прописаны наоборот и вверх тормашками, к тому же ‒ старинным готическим шрифтом. Офелия, довольная собой, позволила себе бокал шерри и легла спать.
Утро, по ее подсчетам, должно было начаться с визита инспектора Тилли, но надеждам не суждено было сбыться. Инспектор не появился и к обеду, и внезапно Офелия начала испытывать тревогу. Неясное чувство говорило ей, что произошло нечто серьёзное, хотя разум пытался твердить, что у инспектора могут быть и служебные дела, кроме таскания ей сдобы по утрам. К трём пополудни она уже не смогла усидеть на месте и, вызвав кэб, отправилась на набережную Виктории в Скотланд-Ярд лично. Представившись констеблю, дежурившему на входе, она вошла в святая святых хранителей правопорядка столицы империи с видом принцессы крови. Внутри, на первый взгляд, царил полный хаос, в котором можно было бы легко потеряться незнакомому с ним человеку. Но из этого круговорота внезапно выплыл клерк с дежурной улыбкой, призванной, видимо, располагать к себе посетителя. Но внешний вид данного экземпляра вызывал опасения и не только, видимо, у неё одной. Его улыбке не хватало теплоты, а зубам ‒ ухода. Поэтому складывалось впечатление, что вам улыбается акула, у которой, к тому же, болит зуб.
‒ Чем могу быть полезен?!
‒ Вы мне очень поможете, если скажете, как мне найти инспектора Тилли? Габриэля Тилли.
На лице клерка отразилась палитра чувств, выражающих и недоумение, и досаду, и растерянность.
‒ Позвольте, мэм, но инспектор Тилли у нас не работает.
‒ Что значит, не работает?! – Офелии на миг показалось, что у неё из-под ног выбили землю.
‒ Позволю себе предположить, что произошла ошибка, мэм. Но инспектор с такой фамилией у нас точно не работает.
Офелия вышла на улицу оглушённая, не слушая, что говорил ей вслед сотрудник Скотланд-Ярда. Неподалёку на набережной она присела на скамью, пытаясь осмыслить происшедшее. Её обманули и использовали. Но для чего?! И кем был на самом деле этот «Тилли»? За свою долгую жизнь она попадала в разные ситуации, но вот так, «вслепую», её использовали впервые. Ей требовался совет. Вернувшись домой, она написала письмо в несколько строк и отправила его на Бейкер-Стрит. Закрыв за посыльным дверь, она размашисто налила себе бренди, взяв из буфета, не обращая внимания на разлетевшиеся капли и выпила, не почувствовав вкуса. Из спальни выбежал Ангел и тут же потребовал свою долю ласки. Рассеяно гладя кота, Офелия прокручивала в голове визиты Тилли, его манеру говорить и особенно то, насколько он был с ней откровенен.
Неужели она была так слепа! Как могла позволить себя так обмануть?! Она хотела найти ответ прямо сейчас, но, увы, ей это оказалось не под силу. Она налила себе еще бренди и, немного успокоившись, села в кресло. Кот потёрся о её ноги, и она задумчиво произнесла:
‒ Ладно я, но как он тебя провёл, мой шерстяной друг?
Ангел, конечно, ничего не ответил, а, вильнув хвостом, ушёл в другую комнату. Просидев так некоторое время, Офелия едва не пропустила звонок в дверь. На пороге стоял Шерлок Холмс собственной персоной.
‒ Вечер добрый. Я пришёл, как только прочёл ваше послание, госпожа Офелия. Чем могу быть полезен?!
‒ Мистер Холмс, я очень рада вашему визиту, ‒ скороговоркой произнесла Офелия, закрывая за гостем дверь. – Мне нужен совет профессионала, а вы ‒ единственный, кому я могу доверять.
Сняв цилиндр, на котором блестели стёклами непривычные глазу гоглы из странного оранжевого стекла, великий сыщик повесил пальто и, с любопытством оглядываясь, проследовал за хозяйкой дома. В силу привычки, она отметила наличие скрытого оружия. Но это не было недоверие к хозяйке дома, а въевшаяся привычка, продиктованная годами постоянного напряжения и эксцентричности самого Холмса.
Усадив гостя и предложив бренди, Офелия, не торопясь, обстоятельно рассказала всю ситуацию с загадочным «инспектором Тилли» и встречей с еще более загадочным Милдредом Снейксом. Великий сыщик сидел, прикрыв глаза, ни разу не перебив и не требуя повторов.
‒ Ну что ж, ‒ сказал он, задумчиво раскуривая свою знаменитую трубку, взглядом спросив у хозяйки разрешения, когда Офелия, слегка охрипнув, смачивала горло бренди, ‒ из вас бы вышел неплохой рассказчик. Всё точно, по делу. Никаких отступлений. Хм, ‒ он усмехнулся. – С загадочным инспектором пока ничего сказать вам определённого не могу, а вот про Снейкса расскажу, чтобы вы понимали, с какой змеёй столкнул вас ваш знакомец.
Несколько лет назад в Лондиниум из доминиона прибыл немолодой уже господин, который сразу стал завсегдатаем богемных клубов. Сорил деньгами налево и направо, заводил знакомства, разбил пару женских сердец, не выходя при этом за рамки приличий. В общем, обычный повеса, проматывающий поздно доставшееся наследство. Так все думали первоначально. Но затем последовало несколько смертей и в благородной среде заволновались. На дуэлях были убиты сразу несколько наследников крупных фамилий. И, видимо, до кого-то стало доходить, что улыбчивый малый по фамилии Крепстон не так уж и прост. Ему бросили вызов на дуэль в открытую, и вот тут он и провалился. Сходу выстрелив своему оппоненту в лицо. Точно также были убиты и все остальные. Разгорелся страшный скандал, но прямых доказательств его вины не было, поэтому негодяя отпустили на свободу. С тех пор он сменил фамилию и занимается какими-то тёмными делишками, стараясь не привлекать внимания Скотланд-Ярда и власть предержащих. Говорят, он занимается устройством подпольных боксёрских матчей. Но у полиции на него ничего нет.
Холмс сделал паузу, с интересом разглядывая небольшую коллекцию оружия, висевшую на стене.
‒ И вот здесь, как ни странно, появляется этот ваш Тилли, который представляется инспектором и фактически просит вас познакомиться с этим типом. Ведь просьба о посещении боксёрского матча предполагала знакомство с этим типом. Затруднительно сказать что-либо о его истинных мотивах, но, думаю, вы попали в сложную ситуацию по сведению счетов. Ваш Тилли, скорее всего, отпрыск какой-то благородной семьи, потерявший отца или брата и вышедший на истинного убийцу. И так как подобраться к Крепстону в открытую ему не удалось, он выставил вас как живца. Нет, ну какой наглец?! Как он всё рассчитал! Он мог бы вызвать восхищение, если бы не был негодяем. Хотя, кто мы такие, чтобы осуждать его.
‒ Но то, как он рассказывал о своей семье, о ранении, о … Погодите, Холмс, мы же можем узнать, в каком госпитале ему ставили механику?
‒ Если это была механика, а не её видимость, чтобы сбить вас с толку.
‒ Но попробовать стоит?!
‒ Почему бы и нет. ‒ Пожал плечами великий сыщик. – Отличный бренди.
‒ Из Шварцвальда, ‒ коротко бросила Офелия, уже поглощённая идеей с госпиталем. – Обещает долголетие, но я не проверяла.
Холмс ответил вежливой улыбкой и, посмотрев на неё поверх бокала, добавил:
‒ Хочу вам напомнить, что подобную информацию могут запросить только из Скотланд-Ярда. Частным лицам вроде нас с вами ответят отказом и вызовут полисмена. Так что я бы на вашем месте не торопился привлекать ненужное внимание. К тому же, ‒ тут он сделал эффектную паузу, ‒ вы можете просто об этом забыть. Ведь, насколько я понимаю, вы данному субъекту ничего не должны.
‒ Нет, не должна. Хотя, какого?! Я должна плюнуть ему в лицо при встрече! Негодяй! – разбушевалась Офелия. – Прийти в мой дом, просить меня о помощи и… ‒ у неё на миг перехватило горло, и она скрыла неловкость, сделав изрядный глоток бренди.
‒ Не стоит так переживать, голубушка, ‒ в голосе Холмса прозвучали странные нотки, заставившие Офелию взять себя в руки, словно она перенеслась обратно, во время своих мрачных душевных терзаний и всё еще живых отца и здравомыслящего Гамлета. – Посмотрите на это с другой стороны. Молодой человек вряд ли был с вами не откровенен, он не сказал всей правды, но, сдаётся мне, у него и в мыслях не было причинить вам боль или страдание.
‒ Но как же тогда быть с этим, ‒ она протянула собеседнику необыкновенную визитку с готическим шрифтом. Холмс сразу же подобрался, став похожим на взявшего след пойнтера[7]. Он почти выхватил у неё из рук пластинку, жадно разглядывая её со всех сторон. Тщательно рассматривая со всех сторон и под всевозможными углами. Офелии на миг показалось, что от пробы пластинки на вкус его остановило только её присутствие
‒ Работа на заказ, ‒ вынес сыщик свой вердикт. – И я могу назвать вам несколько мастерских, в которых бы могли взяться за изготовление подобной безделицы. Вы уже перевели надпись?
‒ Да. Здесь нет ничего сложного. Я уверена, что в случайные руки такие приглашения не попадают, поэтому легенду и не шифровали так уж усердно. Паддингтон, Глостер-террас, 27. 21.00, четверг.
‒ Сегодня вторник, ‒ констатировал Холмс. – Будете искать своего «инспектора» или направитесь по указанному адресу? Но предупреждаю сразу, одну я вас не отпущу. Я буду поблизости, если всё пойдёт не так.
‒ Думаю, тратить силы на бесплодные поиски нет нужды, ‒ Офелия взяла визитку из рук Холмса. – Я пойду туда и получу ответы, так или иначе.
‒ Тогда я оставляю вас, ‒ сыщик поднялся из кресла одним стремительным движением, явив тем самым горячность своей натуры, скрытую под бриттской невозмутимостью и выдержкой. – Есть еще дела, требующие моего внимания.
На этом они расстались, и Офелия улеглась спать, полностью довольная собой.
***
Время пролетело стремительно, и вот уже наступил четверг. Офелия ждала вечера, по десятому разу проверяя пистолеты и ножи: как быстро достаются, не дадут ли осечки. Этот район с одной стороны был густо населен, несмотря на близость вокзала, с которого отправлялись паротяги на запад страны. А это могло создать большие трудности в случае непредвиденных обстоятельств. Офелия плохо знала тот район и вряд ли бы смогла быстро сориентироваться в случае крайней нужды. Её успокаивало присутствие Шерлока. Он сказал, что будет рядом, но не будет выдавать себя без крайней на то нужды.
Офелия не выходила из дома уже второй день, следуя договорённости с Холмсом, и буквально исходила кипучей энергией. Когда часы в гостиной пробили восемь, она едва ли не с облегчением покинула свой дом. Идти на подобного рода мероприятия следовало подготовленной, начиная от оружия и заканчивая одеждой. Поэтому Офелия полдня перебирала свой гардероб, выбирая и забраковывая те или иные элементы одежды. Остановилась она, впрочем, на жёстком корсете, к которому крепились кармашки со всякой всячиной и юбке с небольшим турнюром, спереди короткой, но с длинным шлейфом, почти закрывающим высокие сапоги. Главное преимущество данного костюма заключалось в том, что в нём она могла бегать и развивать при этом хорошую скорость. К тому же сапоги давали возможность скрытно пронести нож, а в складках юбки вообще можно было спрятать всё что угодно. На голову она надела небольшую шляпку с перышком сойки. Выйдя в приподнятом настроении, она быстро поймала кэб и, выкрикнув адрес, запрыгнула внутрь. Вообще удивительно было, что наряду с механизмами люди продолжали эксплуатировать животных, в частности лошадей. Офелия объясняла это консерватизмом в привычках всей бриттской нации, хотя склонность к постоянству она стала замечать и у себя уже очень давно. Но заводить механического питомца как многие не стала бы ни за что, довольствуясь вполне живым котом.
Так она размышляла во время достаточно продолжительной поездки к вокзалу Паддингтон. Навстречу ей попадались паромобили, всё еще неказистые, но шустрые, словно тараканы. Кэбмен, нестарый еще мужчина с тёмным лицом, чёрные кудри которого, тронутые сединой, выбивались из-под кепи, покрикивал на свою лошадку, которую почему-то называл Мэрибет[8]. По ходу поездки вдоль дороги стали зажигаться уличные фонари, отвоёвывая город у сумерек. К Офелии пришла мысль, что свет одних людей отпугивает, а другие спешат к нему, словно легкомысленные мотыльки. Но в итоге гибнут и те, и другие. Одним огонь опаляет крылья, других поглощает тьма. Размышления над этим не успели перерасти в философствования, когда кэбмен затормозил коляску:
‒ Глостер-террас, 27, мэм, ‒ произнёс он, показывая на нужный дом.
‒ Отлично! – Офелия сунула ему оговоренные пять флоринов и огляделась. Дом не понравился ей сразу. Старинный особняк словно собирал вокруг себя мглу, насыщая пространство флюидами страха. «Жуткое местечко, ‒ подумала она про себя». Но тем не менее смело направилась к дверям и дважды стукнула дверным молотком, выполненным с необычайным изяществом. Дверь приоткрылась, не издав ни единого звука. На пороге окутанный тенями стоял некто, чьё лицо Офелии так и не удалось рассмотреть.
‒ Прошу вас, госпожа, проходите, представление скоро начнётся, ‒ произнёс он безжизненно, словно автомат. А когда он подвинулся, давая возможность ей войти по скованным движениям она поняла, что перед ней механист. Вероятно, уже заменивший большую часть тела на бездушный холодный металл.
Фойе дома было погружено в темноту, но «дворецкий» уверенно двигался вперёд к едва видимому источнику света. Он ловко обходил препятствия, предупреждая о них всё таким же невыразительным голосом. Наконец они преодолели тёмное пространство и вступили в царство света. За дверью, обитой изнутри многослойным войлоком, царило невиданное оживление. В центре огромного помещения возвышался ринг, который пока пустовал. Гости стайками, парами и в одиночку стояли, сидели за столиками или делали ставки. Девушки в достаточно откровенных нарядах, оставляющих мало пространства для фантазий, разносили напитки и трубки, набитые, как догадалась Офелия, отнюдь не табаком. Еще одна сторона ночного Лондиниума и, наверное, самая мерзкая, это курение опиума[9]. Она знала, что полиция безуспешно борется с этой пагубной привычкой, но слишком многим кажется, что курение не вызовет у них зависимости и привыкания, а, следовательно, можно бесконечно заходить в опиумные курильни.
Осматривая зал, Офелия неожиданно отметила, что ринг был непривычно большим, а канаты не из пеньки, а из стальных волокон. Почему-то он вызвал у неё ассоциацию с бойцовой ямой, в которой обычно стравливали собак. Она однажды стала свидетельницей подобной забавы и долго не могла отойти от увиденного. Жестокость людей во много раз превышала ярость животных, сошедшихся в смертельном поединке. Публика, собравшаяся здесь, была не то чтобы разнородной, но большинство пришедших носили маски, что означало только одно, все они, так или иначе, принадлежали к высшему свету. Немногие из них щеголяли с открытыми лицами. Что говорило либо о смелости, либо о бунтарском духе, столь характерном для отпрысков богатых семейств.
Офелия взяла с подноса проходящей девушки бокал игристого вина и, побродив еще для вида, села за столик, с которого открывался неплохой вид на арену. А спустя несколько минут раздался странно знакомый голос, усиленный рупором:
‒ Леди и джентльмены! Мы рады приветствовать вас сегодня вечером на нашем, ставшем уже достаточно популярном, представлении. Занимайте свои места, возьмите выпивку или что сами пожелаете, а тем временем наши бойцы проводят последние приготовления и скоро пожалуют на арену. Ах да, ‒ голос радостно взвился, ‒ сегодня мы приготовили для вас сюрприз, но вернёмся к нему чуть позже!
Офелия посмотрела по сторонам, пытаясь найти Шерлока Холмса, но вовремя вспомнила о его мастерстве перевоплощения и оставила эту затею, сосредоточившись на предстоящем действе.
‒ Не возражаете?! – К её столику подошёл Милдред Снэйкс, всё в той же в маске, всё так же идеально, с иголочки одетый, и всё так же держа в руках свою трость. Галантно поцеловал ей руку, вернее сказать, поднёс к стальным губам.
‒ Отнюдь, ‒ пожала она плечами. – Всегда интересно общаться с интересными людьми. Но вы говорили о чём-то особенном?
‒ О-о, прошу минуточку терпения, и вы сами всё увидите, дорогая Офелия. И спешу вас заверить, не разочаруетесь.
Он откинулся на спинку стула и возле него, как чёртик из табакерки, тут же оказалась одна из официанток с бокалом игристого. Благодарно кивнув, он принял бокал, и тут же раздалась громкая музыка, быстро, к счастью, прервавшаяся. На ринг пролез невысокий конферансье с изрядным брюшком и небольшой лысиной, которую он периодически вытирал носовым платком. В руке у него был сжат небольшой рупор из начищенной до блеска меди:
‒ Дамы и господа! Мадам и месье! Леди и джентльмены! – начал он неожиданно сильным хорошо поставленным голосом. – Сегодня вечером вы увидите совершенно незабываемое зрелище! Единственный в своём роде поединок человека и механиста! Кто выйдет победителем из смертельного противостояния?! Машина или живая плоть?! Вы получите исчерпывающий ответ на этот вопрос уже через минуту! Итак, встречайте! Наш непобедимый чемпион Скандер Фратт и претендент-инкогнито, что бросил вызов могучему Фратту!
После этих слов распахнулись двери, до этого момента скрытые тяжёлыми портьерами, и в зал вступил чемпион. Его механическая сущность столь ярко бросалась в глаза, что становилось не по себе. Когда-то это был человек очень высокого роста, но по воле судьбы или злого рока он превратился в живую машину. Его руки были заменены двумя механическими, нет, не руками, а паровыми молотами. Выполнены они были с тонкостью, не поддающейся описанию и выглядели, как здоровенные кувалды. И видит Всевышний, пальцы рук сжимались и разжимались в предвкушении насилия. Жестокая радость навечно отпечаталась на его лице, наполовину заменённом сталью. Там, где сталь переходила в плоть, были видны шрамы, бледные, словно мучнистые черви. Значит, процесс слияния проходил не столь гладко, как говорят приверженцы механистики.
Тем временем колосс шёл по направлению к арене с целеустремлённостью паротяга.
‒ Не представляю, какой отвагой или безумием надо обладать, чтобы бросить вызов этому Голиафу, ‒ произнесла Офелия, в смятении рассматривая чемпиона. – Вы говорили о чём-то необычном, но я и подумать не могла о подобном!
Снэйкс склонил голову, но и так стало ясно, что он польщён. Тем временем чемпион поднялся на ринг и, вздев стальные кулаки вверх, проревел, как первобытный вожак перед лицом опасности. Люди в зале аплодировали стоя, и сразу становилось ясно, кто здесь любимец. Тем временем конферансье призвал всех к тишине и объявил претендента:
‒ Поприветствуйте, дамы и господа! Инкогнито! Человек, сумевший преодолеть свой страх ради блестящего выступления на ринге сегодняшним вечером! Поприветствуем нашего гостя!
Теперь открылись двери с другой стороны от ринга, и по проходу в сторону арены в сопровождении нескольких костоломов двигался «инспектор Тилли». Офелии стоило огромного труда, чтобы не вскрикнуть. Но она поняла, что всё это время Милдред следил за её реакцией, и первоначальный её порыв был отмечен. Тилли шёл, опустив голову, плечи были опущены словно у человека, следующего на эшафот, а не на ринг за деньгами и славой. Обнажённый торс был покрыт следами побоев, так что становилось ясно, что желание бросить вызов смерти было навязано силой, а не приступом благородства или желания покрыть себя славой.
‒ Знакомое лицо? – словно бы невзначай спросил Снэйкс.
‒ Где-то я его видела, ‒ не стала отпираться Офелия, так как поняла, что выдала себя первой реакцией на появление. – Поэтому и удивилась его здесь появлению. А вы его хорошо знаете? – ей пришлось повысить голос, потому что зрители взревели в предвкушении грядущей расправы.
‒ Даже очень, ‒ Офелия представила кривую ухмылку, спрятанную сейчас под маской. – Это один из моих недоброжелателей. Считал себя самым умным, а попался, как неоперившийся юнец. К тому же, ‒ тут он сделал паузу, ‒ попытался убить меня и вот оказался на встрече с Фраттом. Всё честно. Кровь за кровь, глаз за глаз.
‒ Почему вы мне всё это рассказываете? – решила уточнить Офелия, хотя уже понимала, что выйти отсюда будет гораздо сложнее, чем войти. И очень многое будет зависеть от следующих слов, произнесённых этим пауком.
‒ Потому что, моя дорогая, не столь юный мистер Арчибальд Кенсворт назвал ваше имя. О, могу вас уверить, что держался он долго, прежде чем сломаться.
‒ Поэтому вы и подсели ко мне тем вечером?!
‒ Конечно. Глупец попал ко мне в руки сразу же, как вышел от вас. Что он вам рассказал? Что я ‒ гад и негодяй, ем младенцев, насилую женщин?!
‒ Вообще-то нет. Он сказал, что убит какой-то боксёр и…
‒ Да, да, да! Джонни Хэмхёрст. Несчастный глупец бросил вызов Фратту и умер, не дожив и до конца первого раунда. Ну и что?! Люди умирают десятками тысяч, каждый день, начиная от Лондиниума и заканчивая самой занюханной деревенькой где-нибудь в Хиндустане. И никому нет до этого дела. Но спешу вас разочаровать, ваш друг вовсе не из-за смерти несчастного Джонни явился ко мне. Всё намного прозаичней…
‒ Месть, ‒ выдохнула Офелия, глядя прямо в прорези маски.
‒ О, да! Вы не глупы, очень неглупы для женщины. Сожалею, но нам придётся продлить наше знакомство чуть дольше, чем вам хотелось бы. Но пока давайте насладимся поединком.
Пока они делились признаниями, бой уже начался. Фратт, обладающий всеми преимуществами, тут же ринулся в атаку. Его руки, блестя в свете ламп, выстреливали вперёд с ужасающей силой и скоростью, но Тилли, вернее сказать, Кенсворту, удавалось уклоняться, нанося противнику при этом редкие удары. Казалось, Фратт их попросту не замечает. Офелия отметила, что отбивает удары претендент механической рукой, а бьёт ‒ своей собственной. Но это только раззадоривало гиганта.
Взревев после очередного промаха, Фратт неожиданно ударил наотмашь и сбил Кенсворта на пол. И, желая раздавить ему грудную клетку, опустил на неё свою огромную ступню. К счастью, Кенсворт вовремя пришёл в себя и успел откатиться в последний момент. Доски ринга заскрипели, приняв на себя мощь и ярость чемпиона. Вскочив на ноги, претендент со всей силы ударил механической рукой по локтевому сочленению левой руки противника. Скрип механизмов и струйки пара ударили в разные стороны. Публика на миг замолчала, а затем взорвалась восторженными криками. Рука Фратта стала заедать и двигаться совсем не так, как хотелось бы её владельцу. Кенсворт же, наоборот, усилил свой натиск, набрасываясь, словно терьер на разъярённого медведя. Но хотя медведь и был ранен, он всё равно оставался опаснейшим противником. Не надо было об этом забывать.
Фратт быстро сориентировался и использовал повреждённую механическую конечность вместо щита, в то время как правая рука наносила всё такие же сокрушительные удары. Спустя некоторое время Офелия заметила первые признаки надвигающейся беды. Голова Кенсворта стала подёргиваться совсем не в такт движениям, и если он при их последней встрече говорил ей правду, и его голова подвергалась хирургическому вмешательству, то удары противника ( хоть и вскользь задевавшие её до этого) могли нанести непоправимый вред.
‒ Вы не хотите прекратить всё это? – спросила она у Снэйкса.
‒ А зачем?! Я бизнесмен. Я зарабатываю деньги. Проиграет мой боец или выиграет, мне всё равно. Я в любом случае останусь в прибытке. К тому же, мне приятно будет видеть, как моего последнего недоброжелателя сомнёт это чудовище Фратт. Я сам заплатил бы за это денег, чтобы насладиться этим мгновением.
Тем временем бой на ринге разгорелся с новой силой, будто и не было долгих десяти минут ударов, блоков и уходов с линии атаки. Фратт, понимая, что ограничен во времени, старался сокрушить своего оппонента до того, как рука окончательно откажет. Он бил, не переставая, гоняя Кенсворта из угла в угол. Назвавшегося «инспектором Тилли» покрывала кровь, грудь его вздымалась, словно морской прилив, но он не сдавался. Офелия видела, каких запредельных усилий требовал у него этот бой и поражалась той отваге, что бросала его вперёд раз за разом.
Но развязка наступила стремительно и совсем не так, как ожидало большинство присутствующих. После очередного бокового удара Кенсворт оказался на полу и, не успев подняться, очутился в лапах Фратта. Тот придавил его к канатам и стал методично обрушивать на него мощь своей правой руки. Все в зале затаили дыхание, вот-вот должен наступить финал этой истории. Но неожиданно обречённый, казалось, Кенсворт вывернулся из хватки левой, повреждённой руки Фратта и нанёс ему удар механической рукой прямо в подбородок. Один, другой. Глаза гиганта закатились, и он как подрубленный рухнул на доски ринга.
Зрители в зале подскочили на своих местах, с изумлением глядя на победителя. Раздались несмелые хлопки, но, по мнению Офелии, это аплодировали те, кто случайно поставил на Кенсворта. Многие же сегодня чувствительно потеряли в деньгах. Она бросила взгляд на Снэйкса, но тот находился в растерянности недолго.
‒ Крепстон! – раздался крик, и Офелия с удивлением обнаружила, что кричит Арчибальд Кенсворт, одной рукой держась за канаты, так как силы стремительно покидали его. Он вытянул механическую руку в направлении своего врага. – Мерзкий ублюдок! Полюбуйтесь, вы, глупцы, ‒ обратился он к зрителям. – Этот убийца, что убивал ваших сыновей и отцов, смеётся, зарабатывая на вас деньги! А вы, как послушные овцы, играете под его дуду.
Но зрители, услышав первые же слова, стали разбегаться, выскальзывая в двери, через которые заходили бойцы. Воздух наполнился истеричными выкриками женщин и проклятиями мужчин. Вскоре в зале остались лишь они втроём и четверо подручных Снэйкса. Трое из них бросились наперерез бредущему к их предводителю Кенсворту. Двое схватили его за руки, а третий стал наносить удар за ударом длинным ножом.
‒ Не-ет! – Крикнула Офелия, порываясь броситься на помощь «инспектору», но путь ей преградил Милдред Снэйкс. Его трость скрывала длинный узкий клинок, что смотрел сейчас в лицо Офелии:
‒ Ни с места, моя дорогая! – произнёс он зловещим шёпотом. – Иначе придётся расписать твоё прелестное личико перед смертью.
‒ Не двигаться! – раздался хорошо знакомый голос, и еще один из подручных Снэйкса вдруг направил на него пистолет. – Теперь ‒ вы, ‒ он обратился к замершим от удивления бандитам. – Отпустите его!
Ошеломлённые столь быстрой сменой ролей, те повиновались, разойдясь в стороны от Кенсворта, и тот со стоном опустился на колени. Но Офелия успела заметить огонёк лютой ярости, что зажегся в его глазах. Он с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь из последних сил, побрёл в сторону Офелии и Снэйкса. Последний шаг он преодолел, бросившись вперёд и, повиснув на убийце, издал душераздирающий вопль, с хрустом сдавив горло механической рукой. Крепстон, уже падая под весом молодого человека, вонзил в него лезвие, так, что при падении оно вышло у него из спины.
‒ За отца! – прохрипел Арчибальд Кенсворт и умер. Офелия, ошеломлённая столь стремительной развязкой, в изумлении смотрела перед собой, где, хрипя раздавленным горлом, умирал устроитель подпольных боёв со смертельным исходом. Воспользовавшись их замешательством, подручные Снэйкса бросились вон, но Холмс не стал их преследовать. Он подошёл, сбрасывая плащ, чтобы накрыть им погибшего юношу.
‒ Нам нужно покинуть это место как можно быстрее, пока сюда не нагрянул Скотланд-Ярд. Я свяжусь с ними позже и дам полную картину происшедшего. Если прибудет инспектор Лестрейд, нас с вами упекут в кутузку, а это не лучшее место для юной леди. К тому же, мне известны имена сбежавших. Ничего особенного. Так, мелкие сошки. Идёмте, не будем больше сегодня искушать судьбу.
P.S.
Нужно ли говорить, что весь следующий месяц Лондиниум гудел, как растревоженный улей. Газеты сыпали разоблачительными статьями, в которых пару раз мелькало имя Шерлока Холмса. Но основная доля, конечно же, приходилась на имя Крепстона и его жертв, последней из которых стал Арчибальд Кенсворт. Зайдя как-то вечером к Офелии в гости, Холмс сказал ей, потягивая шварцвальдский бренди:
‒ Крепстон убил на дуэли отца и брата юного Арчибальда, когда тот служил в Хиндии, а мать, не перенеся горя, покончила с собой. Так что в этом он вам не врал. Тех воришек, что сбежали, уже нашли, и они сейчас поют соловьями перед Лестрейдом, пытаясь всё свалить на мёртвого Крепстона. Но истинной загадкой остаются руки Фратта, кто выполнил такую сложную операцию и где. Одни загадки порождают другие и это как лабиринт, из которого практически не выбраться, если не призвать на помощь весь свой интеллект. Так что, думаю, в конце концов, мы раскроем и эту.
‒ Очень надеюсь, мистер Холмс, ‒ произнесла Офелия, глядя в огонь камина, ‒ Не хотелось бы снова иметь дело с каким-нибудь новым Франкенштейном.
[1] Слуа — согласно многочисленным суеверным преданиям, бытующим среди жителей низин как Шотландии, так и соседствующей ей Ирландии, всеми злодействами Горной Шотландии заправляют слуа — мертвое воинство, закаленное в извечных сражениях с Благим Двором Фейри. Слуа становятся грешники, или вообще злые люди, чьи души оказались не достойны попасть ни на Небеса, ни в ад, ни даже в иной мир отвергших их древних кельтских богов.
[2] Образ стоического мудреца прочно вошел в обиход европейского морального сознания. Уже при одном упоминании слова «стоик» в памяти всплывает образ человека, мужественно переносящего все превратности судьбы, невозмутимо и непоколебимо исполняющего свой долг, свободного от страстей и волнений. Этот образ настолько популярен, что даже породил расхожее клише – «стоически» переносить трудности, испытания.
[3] В 1798 году некий Томас Рул захотел наконец-то тишины и покоя от военных действий и открыл на площади Ковент Гарден устричный бар, назвав его своим именем “Rules”. С 1661 по 1974 год на этой площади находился главный лондонский оптовый рынок фруктов, овощей и цветов, а сегодня здесь выступают уличные музыканты и бродячие актеры. Заведение сначала было открыто только в определенное время вечером и быстро стало популярным среди состоятельных джентльменов, которые приводили сюда своих возлюбленных хорошенько покормить. «Рулс» был излюбленным местом среди артистов и актеров, писателей, юристов и журналистов. На втором этаже есть место, где можно укрыться от глаз людских, что всегда и делали некоторые члены королевской семьи. Для них была дверь, через которую можно войти и выйти незамеченным.
Десерт в “Rules” — это фруктово-яблочный пирог Apple & Blackberry Crumble — яблоки с ежевикой, посыпанные крошками теста и запеченные в духовке. Подается этот десерт с кремом или мороженым.
[4] Дамоклов меч (лат. Damoclis gladius) — по греческому преданию, сиракузский тиран Дионисий Старший (конец V в. до н. э.) предложил своему фавориту Дамоклу, считавшему Дионисия счастливейшим из смертных, занять его престол на один день. По приказу тирана его роскошно одели, умастили душистым маслом, посадили на место правителя; все вокруг суетились, исполняя каждое его слово. В разгар веселья на пиру Дамокл внезапно увидел над головой меч без ножен, висевший на конском волосе, и понял призрачность благополучия. Так Дионисий, ставший под конец жизни болезненно подозрительным, показал ему, что тиран всегда живёт на волосок от гибели.
[5] Breguet (Бреге) ‒ один из самых старинных часовых брендов с богатой историей, которая оказывает влияние на ценность данного бренда. Часовой бренд Breguet (Бреге) носит имя своего основателя Абрахама-Луи Бреге. Имя этого знаменитого часовщика связано с 18м ‒ началом 19 века, когда часовое дело набирало обороты, появились первые карманные часы, ряд новаторских открытий в часовой индустрии. Одним из первооткрывателей был сам Бреге. Многие знаменитые часовые мастера того времени были его учениками. Бреге дал имя не только своему фамильному делу, он оказал огромное влияние на всю часовую индустрию.
[6] Розе́ттский ка́мень — плита из гранодиорита с выбитыми на ней тремя идентичными по смыслу текстами, в том числе двумя ‒ на древнеегипетском языке, начертанными древнеегипетскими иероглифами и египетским демотическим письмом. Оно представляет собой сокращённую скоропись эпохи позднего Египта. И одной на ‒ древнегреческом языке. Древнегреческий был хорошо известен лингвистам и сопоставление трёх текстов послужило отправной точкой для расшифровки египетских иероглифов. С 1802 года Розеттский камень хранится в Британском музее (инвентарный номер EA 24).
Камень был обнаружен 15 июля 1799 года капитаном французских войск в Египте Пьером-Франсуа Бушаром при сооружении форта Сен-Жюльен близ Розетты на западном рукаве дельты Нила. Офицер понял важность находки и отправил камень в Каир, где за год до этого по приказу Наполеона был открыт Институт Египта (фр. Institut d’Égypte). В 1801 году французы потерпели в Африке поражение от англичан и были вынуждены передать им камень вместе с рядом других памятников. Расшифровкой занимался так же и французский исследователь Жан-Франсуа Шампольон. В 1822 году Шампольон совершил прорыв в деле дешифровки иероглифов, использовав метод, ставший ключом к пониманию египетских текстов. Этому учёному удалось прочитать обведённые картушем иероглифы, обозначавшие имена «Птолемей» и «Клеопатра», однако его дальнейшее продвижение тормозило господствовавшее мнение о том, что фонетическая запись стала применяться только в Позднее царство или эллинистический период для обозначения греческих имён. Однако вскоре он натолкнулся на картуши с именами фараонов Рамсеса II и Тутмоса III, правивших в Новое царство. Это позволило ему выдвинуть предположение о преимущественном применении египетских иероглифов не для обозначения слов, а для обозначения согласных звуков и слогов. Расшифровка древнего языка стала всеобщим достоянием после публикации его труда «Египетская грамматика» в 1841 году. Открытие Шампольона дало толчок дальнейшему активному изучению египетской иероглифической письменности.
[7] Англи́йский по́йнтер, или пойнтер— порода гладкошёрстных легавых собак, выведенная от последовательного скрещивания испанской легавой с фоксхаундом, потом с бульдогом, лёгким сеттером, старофранцузским бракком и даже с борзою. Создание породы пойнтер началось ещё в XVIII веке, но тип современного пойнтера выработался окончательно только к восьмидесятым годам XIX столетия. В общем, пойнтер ‒ стройная, изящная и вместе с тем могучая собака, несколько флегматичная в спокойном состоянии, но полная огня и энергии при малейшем возбуждении, особенно на охоте. Пойнтеры отличаются превосходным верхним чутьём, широким поиском и крепкой стойкой.
[8] Мэрибет Тиннинг, в девичестве Мэрибет Роу ( род. 11 сентября 1942) — американская серийная убийца. Работала на низкоквалифицированной работе, в конце концов получила должность помощницы медсестры. Родила 8-х детей с периодичностью 1 ребенок в год и, кроме того, имела усыновлённого воспитанника. Все её дети, включая приёмного, умирали в среднем через год после рождения по неясной причине, однако следствие по поводу этих смертей началось лишь после последней, 9-й смерти. 17 июля 1987 осуждена за убийство второй степени и приговорена к пожизненному заключению.
[9] Употребление наркотиков, в основном, опиатов, а также кокаина, было широко распространено в викторианскую эпоху. Широкое распространение наркомании в Англии и других странах в ХIX — начале ХХ века связано с тем, что наркотические вещества были доступны всем слоям населения, их оборот долгое время никак не регламентировался и не ограничивался, либо принимаемые меры были неэффективны. В Англии из-за жестких антиалкогольных законов опиум стоил дешевле, чем спиртное, что способствовало высокому спросу на него. Кроме того, наука и медицина того времени не вполне осознавали вред, приносимый чрезмерным употреблением наркотиков и наркотической зависимостью. Лекарства с содержанием наркотиков были популярны в течение всей викторианской эпохи и до первых десятилетий ХХ века, активно рекламировались и популяризировались как универсальные средства от множества болезней и рекомендовались даже детям.