Паротяг, выпустив очередное облако пара, зашипел как рассерженная кобра и с трудом, казалось бы, тронулся с места. Поршни замелькали всё быстрее, будто сбрасывая полуночную дрёму, и «Бродяга Дживс» стал набирать скорость. Офелия с лёгкой улыбкой смотрела ему вслед, словно провожая старого друга, встреча с которым была радостной, а расставание неизбежным. Достав из специального кармашка на поясе миниатюрные хроно, она с удовольствием провела пальцами по изящным обводам и линиям гравировки. Полвторого ночи. Убрав хроно, Офелия поправила висящий на плече громоздкий кофр и посмотрела на неизменный саквояж, сопровождавший её в пути уже не первый год. Есть вещи в мире, что кажутся неизменными, и их утрату ни с чем нельзя сравнить. Как будто полевой хирург, походя, влив в вас крепкого бренди, оттяпал ногу или руку.
Затерянная на просторах старушки Европы станция Каппель встречала её полным отсутствием людей. Обычно на вокзалах, даже небольших, творилось сущее вавилонское столпотворение: провожающие и встречающие, носильщики и кондукторы, полисмены и просто зеваки. Всех этих людей затягивало в водоворот человеческих тел, непроизвольно смешивающего их в зависимости от прибытия того или иного паротяга. Здесь было не так. Первое, что бросилось в глаза — запустение. Словно с приходом ночи, люди попрятались и даже прибытие « Бродяги Дживса» не выманило их из здания вокзала. Пожав плечами, она подняла саквояж и отправилась искать кэбмана.
Но и внутри вокзала её ждала неудача. Людей не было. В конце концов, ей всё это надоело. Офелия поставила саквояж на пол, аккуратно пристроила сверху кофр и отправилась на поиск живых. Внутри помещения её шагам вторило лёгкое эхо, что только подчёркивало заброшенность этого места. Но особой пыли не было, да и цветы в кадках были политы и не пожухли, всеми забытые. Значит, люди здесь были. По крайней мере, днём. Офелия решилась на последнее средство:
— Эй, отзовитесь! Кто-нибудь!
Никого. Но в последующей за её призывом тишине она отчётливо услышала скрип, словно кто-то сначала приоткрыл дверь, но тут же поспешно её закрыл. Звук раздавался со второго этажа, на котором по обыкновению располагались кабинет начальника станции, диспетчерская и другие служебные помещения. Наверх вела кованая лестница, с мастерски выкованными бронзовыми фигурками волков. «Мило, – подумала про себя Офелия. – Особенно если учесть, что вокруг раскинулся Шварцвальдский лес, известный своей жуткой репутацией во всём цивилизованном мире».
Осторожно ступая, она поднялась наверх. Снова раздался скрип, и Офелия против воли достала из набедренной кобуры свой верный «Ремингтон». Взведя курок, она сразу почувствовала себя уверенней. Коридор был тёмен, словно лампы на втором этаже отказались работать. Или были обесточены. Достаточно модное увлечение электричеством, этим детищем эксцентричного Николы, привело к тому, что его генераторы переменного тока буквально наводнили Старый Свет. Но Офелия находила это весьма полезным изобретением, возможно, даже более значимым, чем сила пара. Она однажды встречалась с изобретателем и была приятно поражена его кипучей энергией. И той легкостью, с которой он рождал идеи. Тот мир чистых идей, о котором он поведал ей, бесконечно манил его сознание, уплывавшее в него, иногда даже во время беседы с ней. Он считал, что наш мир есть небрежная копия того, истинного мира, в котором всё находится в идеальном равновесии. Он мог говорить об этом бесконечно.
Но сейчас Офелия вспомнила Николу не из-за электричества. В разговоре с ним она как-то упомянула сверхъестественных существ, и поразилась той перемене, что произошла с изобретателем. Кипучий разум, требующий во всем исключительного порядка, в котором, казалось, не могло быть места ни суевериям, ни религии, вдруг забуксовал. Он под большим секретом поведал ей о голосах, что иногда раздавались в его сознании. О видениях, виденных им в горячке во время холеры. Это было той стороной, куда пока не дотянулся его неистовый дар. Он сказал ей тогда: « Наш мир намного более сложная конструкция, чем принято считать. И Создатель, поместил в него множество разных деталей. И ни одна из них не может быть лишней. Жаль, что церковь свела всё к обычной дуалистике – Добра и Зла. Есть то, что мы пока не можем объяснить, но это лишь пока». Поэтому его прощальный подарок, тяжёлый замшевый несессер, внутри которого покоились десять пуль для её револьвера, отлитые из серебра самим Николой, сейчас покоился в её саквояже.
Офелия как раз подумывала о том, чтобы спуститься за ним, когда тонкое лезвие света прорезало мрак в конце коридора. И, словно напуганное своей дерзостью, тут же растаяло. Ничего не оставалось, как двигаться вперёд. Осторожно делая каждый шаг, она будто бы окунулась в ночное море, растворяясь во мраке. Но, в отличие от моря, коридор был коротким, и вот уже под её рукой оказалась дверная рукоять. Офелия выдохнула и резко распахнула дверь. Свет единственной лампы выхватил в небольшом помещении несколько человеческих фигур, парализованных страхом. Все они были одеты в форму служащих железных путей. Трое мужчин и две женщины. Одна из них, в одежде прислуги, находилась на грани обморока. У мужчин в руках были разные тяжёлые предметы, но нет огнестрельного или паромётного оружия. И всех их сковывает даже не страх — ужас.
— Я — человек, — Офелия шагнула вперёд, демонстрируя открытые ладони, предварительно убрав пистолет. – Что здесь произошло?!
Вперёд вышел высокий, нестарый еще мужчина в форме начальника станции. Лицо с крупными чертами, характерными для алеманов, покрылось бисеринками пота, и явно не от духоты. В руке он комкал носовой платок, которым периодически вытирал лицо и шею.
— Вы… Вы приехали на паротяге? – Чуть запинаясь, начал он.
— Да. А что?
— И Вы одна, миледи?
— Да. Но я не понимаю сути Ваших расспросов, господин…?
— Каспар Рутеншафт. Начальник станции, — он обвёл комнату нервным, дёрганым жестом. – А это мои подчинённые. Вернее, все, что остались в живых.
— На вас напали, господин Каспар?
— О да!
Всё в этом возгласе указывало на пережитый взрослым мужчиной ужас. Офелия поняла, что начальник станции едва сдерживает рвущуюся из глубины разума панику. Еще немного и все эти люди ударятся в истерику. Что-то напугало их до смерти.
— Расскажите мне, что произошло, господин Каспар, — тихим, уверенным голосом произнесла она, прикрывая дверь.
— Никто не поверит мне, если я расскажу то, что видели мои глаза, — начал заламывать руки взрослый мужчина. Но Офелия не дала разыграться истерике, молча подойдя и влепив мужчине, на голову выше её, пощёчину. Голова начальника станции мотнулась в сторону, но из глаз ушёл безумный блеск. Они приняли осмысленное выражение.
— Спасибо, миледи, — уже нормальным тоном произнёс он. – Видимо, это было мне необходимо.
— Продолжайте, господин Каспар, — мягким тоном продолжила Офелия.
— Да. Так вот, вчера днём я, как обычно, заступил на смену. Со мной на дежурстве было шесть человек. Станция у нас маленькая, паротяги проходят транзитом, большая часть. И вот вчера вечером я как раз отпустил Карла поужинать, когда мы все услышали жуткий вой. Вообще-то дело заурядное, всё же Шварцвальд вокруг. Волки иногда выходят из чащи, но к станции и близко не подходили ни разу.
Все в комнате дружно закивали, поддерживая рассказчика. Женщины немного успокоились, мужчины, видя спокойствие незнакомки, тоже взяли себя в руки. Каспар Рутеншафт тем временем продолжил:
— Но в тот раз вой был какой-то неправильный, — начальник станции наморщил лоб. — Да, будто бы не волк выл, а человек.
Видя непонимание на лице Офелии, он добавил:
— Мы все местные, и уж поверьте, миледи, волков за свою жизнь наслушались. Но это был не волк, точно Вам говорю. Только что отправился грузовой «Скороход» и пассажиров на станции не было. До города обычно мы добираемся на повозке или двуколке. А в самом Гроссес Тале есть и паровые кэбы. Так вот, Маркус, это наш обходчик, отправился на очередной обход, и мы занялись своими делами, как вдруг услышали душераздирающий крик. А следом, — тут рассказчика передёрнуло от пережитого, — тот жуткий вой. Хейно и Элдрич бросились к нему на помощь. Я выскочил следом на перрон и увидел, — тут он снова прервался, переживая про себя увиденное и, собравшись с силами, продолжил, — Как по рельсам в мою сторону бежит Хейно, крича что-то, но я не расслышал. И тут за ним словно из-под земли появилась эта тварь. Она в два прыжка догнала несчастного и просто разорвала его на части. А я… Я убежал и собрал всех здесь. Господь всемогущий! — нервы господина Рутеншафта не выдержали и он, закрыв лицо руками, стал раскачиваться из стороны в сторону.
— Господин Каспар, — произнесла Офелия, — Вы бы ничем не смогли ему помочь. Поверьте мне. Но Вы спаслись сами и спасли остальных. Это сейчас самое главное. Но вспомните, пожалуйста, что происходило дальше.
— Дальше, — заговорил один из мужчин, — это чудище ходило вокруг станции. Вынюхивало нас, или просто забавлялось, не знаем. Мы слышали, как оно рычало, трещало ветками, но не уходило. Но оно сейчас где-то там. И мы, поверьте, миледи, приняли в первые мгновения вас за него.
Внезапно наступившую паузу в разговоре заполнил леденящий душу вой. Такого звука Офелии еще не приходилось слышать за всю свою долгую жизнь. Что-то противоестественное звучало в нём. Какая-то нота жестокости, которая не характерна простым волкам. Те просто охотники, выполняющие вложенную Создателем задачу. Но это определённо был не волк. Жажда убийства, причинения страданий слышалось в этом «голосе». Люди в комнате сбились в кучу, ища поддержки друг у друга, но Офелии не было места в этом спасительном круге. Она уже выскочила в коридор, слыша, как за спиной щёлкнул замок, закрывающий дверь. «Ремингтон» уже обосновался в её ладони, когда она подошла к лестнице.
Внизу слышалось сопение и тяжёлые шлепки лап по мраморному полу. Видимо, тварь вошла в открытую ею дверь станции. Стараясь не дышать, Офелия сделала несколько шагов и, достигнув перил, осторожно выглянула. Внизу она сразу увидела существо из худших кошмаров – похожее на вставшего на дыбы волка, но с непропорционально большой, лобастой головой. Длинные передние лапы оканчивались изогнутыми когтями, способными, на первый взгляд, разорвать лошадь надвое. Волчьи же уши вертикально торчали, ловя малейшие звуки, ноздри раздувались, вдыхая непривычные чудовищу запахи. Тут Офелия поняла, почему зверь до сих пор не нашёл оставшихся. Их запах перебивался запахами паротягов, технической смазки и прочего. Если бы ни они, её бы здесь встречала кровавая баня.
Офелия взвела курок. Звук моментально привлёк внимание неизвестной твари, она молниеносно развернулась, распахивая, казалось, бездонную пасть и завыла. А затем огромными скачками бросилась к лестнице. Но едва его лапа коснулась первой ступени, как раздался выстрел, громом отразившийся от стен. Пуля ударила зверя в грудь и отбросила назад. Охотничий вой сменился визгом. Тварь рухнула на пол, суча лапами. Но стоило Офелии сделать еще пару шагов, как она снова была на ногах. Рык, изданный зверем, казалось, заставил здание пошатнуться. Но женщину, шедшую ему навстречу, это не остановило. Она спокойно, будто в тире, подняла руки, в которых был сжат револьвер и начала всаживать одну пулю за другой в широкую грудь зверя. Каждый выстрел отбрасывал зверя назад, вырывая из его шкуры кровавые фонтаны. Последняя пуля отбросила чудовище за двери, с треском разлетевшиеся под его весом. Нужно было перезарядить оружие. А еще лучше — добраться до кофра, но Офелия понимала, как мало у неё времени. Пули из её «Ремингтона» остановили бы и носорога, но лесную тварь они только отбрасывали. Это противоречило всем законам — Божественным и научным.
Тем временем за разбитыми дверями начала копошиться лесная тварь и Офелия, расстегнувшая молнию саквояжа, понимала, что опаздывает. Но запасные обоймы лежали на самом дне, так как сюда она ехала не на охоту. Просто так вышло, что путешествовать она привыкла вооружённая. После Гуситских войн и нашествий «валленштайновой саранчи», оружие лишним никогда не бывало. Рука её наткнулась на подарок Николы, замшевый несессер и, подхватив его, Офелия со всех ног бросилась к лестнице. Уже на середине лестницы её настиг звук вырванных из петель дверей и полный запредельной ярости рёв.
Не оборачиваясь, она отщёлкнула барабан револьвера, высыпав гильзы на ступени лестницы и, на бегу распахнув футляр, захватила несколько ярко блестевших в неверном свете пуль. Руки тряслись, и первая пуля выпала. Но вторая точно легла в отведённое ей ложе. За ней последовала третья. Четвёртая. Мускусный запах зверя стал сильнее. А его дыхание коснулось её затылка. Взвизгнув, Офелия рухнула на колени, и только поэтому лапа зверя пронеслась над её головой, вырвав изрядный кусок декора стены. Чудище снова взвыло, предчувствуя радость от скорого убийства, до которого оставался последний шаг, и в этот миг ударил первый выстрел. Серебристая молния ударила зверя в шею, вторая — в грудь. А третья отбросила на перила, которые под его весом проломились, и он с коротким воем упал.
Шатаясь от пережитого страха, Офелия шагнула вперёд. Осторожно опираясь на исковерканные перила, взглянула вниз. На полу, раскинувшись совсем не по-звериному, лежало чудовище, под которым быстро растекалась огромная лужа крови. Но вот зверь шевельнулся, и если бы сердце Офелии билось, сейчас бы оно ушло в пятки. Дрожащей рукой она подняла револьвер, однако больше зверь не подавал признаков жизни. Да… Теперь он начал меняться. С треском вставали на место кости, вытягивались сухожилия, сокращались мышцы. И вот уже на полу вокзала лежит обнажённый мужчина, заросший густой бородой. На теле его маленькими кратерами были отмечены попадания серебряных пуль Николы.
Сзади раздался звук открываемой двери и робкие шаги. Офелия даже не обернулась, чтобы взглянуть на выходивших из ненадёжного укрытия людей. Все уставились на лежащего внизу мужчину:
— Знаете его? – Спросила Офелия, переведя дух. Но в ответ получила только отрицательные кивки.
— Никогда раньше не встречали, — ответил за всех Каспар Рутеншафт, – он не местный.
— Хорошо, — сказала Офелия, пряча револьвер в кобуру на бедре. – А теперь неплохо было бы отведать вашего знаменитого бренди. Говорят, он дарит долголетие.
© Денис Пылев, 2016 год